Легендарная долганская сказительница Елена Уксусникова рассказала, как передаются древние легенды.

В поселке Новорыбная в 165 километрах от Хатанги живет легендарная таймырская сказительница Елена Трифоновна Уксусникова. Она отметила 85-летие, но до сих пор продолжает выделывать шкуры, шить национальную долганскую одежду и, конечно, рассказывать сказки-олонхо, которые превращает в настоящее представление. Сегодня Елена Трифоновна – гостья рубрики «Интервью недели». С редакцией сказительница общалась на своем родном долганском языке, переводчиком выступила ее внучка Луиза Попова.

– Елена Трифоновна, как вы стали сказительницей?

– У меня в роду много сказителей. Мой дед был сказителем, мои дяди, братья по папиной линии – тоже. Моя девичья фамилия – Жаркова, Уксусниковой я стала, уже когда замуж вышла.

У нас на Таймыре много Уксусниковых и Жарковых. Есть однофамильцы, но много и родственников. Мои предки веками водили стада по тундре относительно недалеко от Хатанги.

Когда я была маленькой, мы все собирались в чуме, дети сбивались в одну кучу и слушали истории о прошлом, о духах, о храбрых воинах, мы называем эти сказки олонхо. В сказках можно услышать не только про наш мир, но и про верхний и нижний миры. Приходили соседки, приводили своих детей, и они тоже слушали.

Все эти истории я с детства запомнила, их я и рассказываю. Особенно мне запомнилось, как мой дядя Константин Макарович Жарков рассказывал. Он был очень талантливым человеком, все, что он говорил, будто проносилось перед глазами. Другой дядя, Прокопий Макарович, тоже рассказывал истории так, что все диву давались. Прокопий Макарович при этом был еще очень талантливым косторезом, он такие красивые фигурки вырезал из кости, такие ножи делал – все его в наших краях знали. Сейчас таких мастеров уже и нет. Работы Прокопия Макаровича сейчас хранятся в некоторых музеях.

– У долган сказители чаще всего это мужчины или женщины?

– У нас нет такого разделения, могли быть как мужчины, так и женщины. Но самыми лучшими сказителями считались мужчины. Они часто ходили на охоту, много видели, у нас считается, что у мужчин больше фантазии и что они лучше могут передать наши древние истории.

Но я подчеркну, что сам сказитель не должен ничего от себя добавлять. Историю нужно рассказать именно такой, какой ее передали предки, без отсебятины.

– Какие требования предъявлялись к сказителю? Он должен был быть из определенного рода или ему требовалось как-то показать себя, пройти экзамен?

– Нет, никаких таких условий не было. Главное – уметь рассказывать, владеть словом, чтобы не сбиваться, чтобы другим интересно было слушать, вот и все требования.

– У многих народов сказители рассказывали истории часами, превращая это в настоящее театральное представление. А как было у долган?

– Точно так же, правда, я бы даже сравнила это не только с театром, но и с сериалом. Истории действительно рассказывали очень долго, за час-два можно было описать только какое-нибудь небольшое событие. Наши легенды олонхо настолько масштабные, что часто и одного вечера не хватало, чтобы все рассказать. Поэтому сказки рассказывали на протяжении нескольких вечеров. Как сейчас смотрят сериалы, только у нас вместо фильмов были олонхо.

Рассказывать историю нужно было неспешно, чтобы не упустить ничего важного. У сказителя всегда были музыкальные инструменты, он в процессе мог исполнить какую-нибудь песню или просто наиграть мелодию, чтобы создать настроение. Все как в кино.

– По каким случаям рассказывали олонхо? Нужно было ждать праздников или обрядов?

– Нет, сказки с долганами были всегда. Эти истории рассказывали, например, чтобы развлечь детей, чтобы малыши не баловались. В сказках часто звучали колыбельные, поэтому женщины приходили даже с младенцами и укачивали их под эти песни. Сказитель собирал слушателей, когда была возможность. Можно было хоть каждый вечер приходить в чум и слушать эти истории.

– Часто ли вы сами выступаете в роли сказительницы?

– Сейчас уже редко, только когда попросят, позовут на какое-нибудь мероприятие или вся наша семья соберется за большим столом. У меня много внуков и правнуков, я их очень люблю. Но все разъехались кто куда, живем далеко друг от друга. Видим друг друга нечасто, поэтому и рассказывать мне не для кого.

На фестивалях я до сих пор выступаю, правда, реже, чем раньше. На праздниках или концертах, когда ведешь рассказ со сцены, есть одна особенность – на выступление дается очень мало времени, всего несколько минут. Никакую историю, конечно, не успеешь рассказать, можно озвучить только небольшой яркий фрагмент.

– С такой проблемой сталкиваются и сказители из других регионов. Например, герой нашей рубрики «Интервью недели» Тимофей Молданов из Югры вспомнинал, что после короткого выступления на сцене он приходил в гостиничный номер и рассказывал сказку до конца, поскольку у хантов есть правило, что любая история должна получить завершение. А у долган как?

– У нас, конечно, тоже очень желательно каждую историю рассказать до конца. Но таких жестких требований нет. Сказки – для слушателей, если никого нет, то в пустой комнате я ничего не рассказываю.

– Много ли сказителей сейчас осталось на Таймыре?

– Долганских сказителей можно пересчитать по пальцам. Также очень мало людей, которые не являются сказителями, но при этом хорошо знают наши олонхо. Я понимаю, что, когда придет мой черед уйти, многие истории уйдут вместе со мной. И меня это очень печалит.

– Есть ли желающие стать сказителями среди молодежи?

– К большому сожалению, нет. Я не знаю ни одного юноши или девушки, кто сейчас рассказывал бы олонхо. А молодые сказители нам очень нужны.

– Хорошо ли изучены долганские сказки? Все ли они записаны?

– Записано меньше половины. Издано и того меньше. Многие олонхо, которые я исполняю, никто никогда не записывал, мне бы очень хотелось передать их, если не сказителям, то ученым. В принципе, я периодически общаюсь с исследователями. Но тут же в чем проблема. Ученые все живут в Красноярске, в Москве или в Петербурге, а я живу в поселке Новорыбная. Это от Хатанги 165 километров, а от Дудинки и вовсе 849. Поэтому я так просто не могу взять и приехать в Красноярск или Дудинку. Но, конечно, хотелось бы, чтобы ученые приезжали к нам в экспедиции. Нам в поселке есть что рассказать исследователям.

– А книги есть с долганскими сказками?

– Да, есть, очень хорошо, что такие книги издают, что дети и взрослые могут почитать. Хотелось бы, чтобы таких изданий было больше.

– Вы долгое время работали чумработницей. Как вы находили время и силы на то, чтобы после работы исполнять олонхо и выступать на сцене?

– У нас была оленеводческая бригада, я там работала. Бригада наша состояла из родственников, как близких, так и дальних. Например, в общину входил мой дед, мои дяди. У нашей бригады было одно место для стоянки на берегу озера. Это место мы так и называли «Дунурдях», то есть озеро. Там было наше основное стойбище. Увы, оно подходило для стоянки только на весну и осень. Поэтому, когда становилось тепло, мы аргишили, то есть переходили со стоянки на стоянку. И так все лето. Возвращались к берегу того озера мы только в сентябре.

Каждый год, когда лед схватывался, мужчины шли на охоту и рыбалку. Сдавали потом на заготовительные пункты рыбу и мясо, как дичь, так и мясо дикого оленя.

Ну а я, как и другие чумработницы, занималась тем же, чем долганские женщины века назад – обустраивала быт. Чумработницей быть очень сложно, я сама делала нюки – это покрытия для чума из шкур. То есть все кроила, шила из шкур. Камусы тоже выделывала, это шкура, снятая с голени оленя.

На помощь мужчин я не рассчитывала. В тундре мужчины только ставили сам чум, когда переезжали на другое стойбище, а потом занимались исключительно оленями. Весь остальной быт лежал на женщинах. Нужно всех накормить, обстирать, с детьми позаниматься. Причем нужно было заботиться не только о том, чтобы был сыт и чисто одет муж. В чумбригадах были и холостые парни. Так вот, чумработницам тоже нужно было их обстирывать, кормить, обшивать, потому что негоже мужчине женскими делами заниматься. Как-то так у нас было.

Помню, усталость все время была огромная, откуда силы брала, до сих пор не понимаю. Свободного времени вообще не было. Мы же часто переезжали, у нас были огромные угодья. А переезд со стойбища на стойбище – это сложно и муторно, нужно собрать все, упаковать, перейти на другое место, разложить. Представьте, когда все это раз в несколько дней!

В дни переезда, конечно, было не до сказок. Их время наступало, когда на стойбище уже все было обустроено и готово для жизни, а новый переезд еще не намечался.

С молодости я выступала на сцене во время различных фестивалей. Но при этом я не была участницей фольклорного коллектива. Меня приглашали на мероприятие и увозили прямо со стойбища. То есть в бригаду поступало сообщение по рации, что меня ждут на выступление, потом меня забирали, иногда и вертолетом, а после выступления привозили обратно. Иногда сама добиралась к нужному времени. Никаких репетиций у меня не было, сценических костюмов – тоже.

Я всю жизнь в тундре прожила. В поселок Новорыбная переехала, только когда уже физически сложно стало в чуме жить. Я продолжаю по старой памяти выделывать шкуры, вышиваю.

– Чем сейчас живет поселок? Много ли жителей занимаются оленеводством?

– Оленеводов осталось мало. Пастбища есть, но сейчас у молодежи другие интересы. Мало кто хочет кочевать по стойбищам, а у стариков нет сил. За нашими с мужем оленями, например, сейчас смотрят родственники, они еще живут в тундре.

А поселок сейчас живет рыбой. У нас несколько общин зарегистрировано, они занимаются рыболовством. Мужчины также ходят на охоту, добывают в том числе диких оленей, сдают рога, этим и живут.

– Часто ли в поселке можно услышать долганскую речь?

– Сейчас по-долгански у нас разговаривают, наверное, только люди старшего поколения, из молодежи те, кому 30-35 лет, тоже говорят. А вот более младшие уже не знают. Мне тяжело от этого, долганский мой родной язык, я говорю в основном на нем.

– Что, на ваш взгляд, необходимо сделать, чтобы молодежь уделяла больше внимания долганской культуре, чтобы лучше сохранялись долганские традиции?

– Мне очень хочется, чтобы мой родной язык жил, чтобы традиции сохранялись, чтобы появились сказители. Но без искреннего желания самой молодежи ничего не сделать. Захотят парни и девушки сохранить нашу культуру, то, уверена, все смогут. Я очень надеюсь, что такое стремление к своим корням все-таки придет.

Сейчас, конечно, многое делается через телефон, интернет. Мы с вами тоже общаемся по телефону. Но, знаете, чтобы передать, например, сказку или легенду, новые технологии не подойдут, нужно общаться вживую. Только так можно рассказать про нашу невероятную тундру, поведать удивительные истории. В общем, сохранить нашу культуру можно через живое общение, другого пути я не вижу.

Справка «КМНСОЮЗ-NEWS»

ФИО: Уксусникова Елена Трифоновна

Регион: Красноярский край, Таймырский Долгано-Ненецкий муниципальный район, п. Новорыбная.

Деятельность: почетная сказительница Таймыра, старейшина поселка Новорыбная, хранительница народных традиций, мастерица народных промыслов