- 31 июля 2022
- 10:43

Исследовательница духовной культуры обских угров Любовь Кашлатова рассказывает, как возрождались хантыйские и мансийские праздники, и делится мнением о сохранении святилищ без обозначения их на картах.
Несмотря на большое количество литературы, многие аспекты хантыйских и мансийских верований до сих пор до конца не исследованы. Дело в том, что в каждом районе, в каждой деревне сохраняются свои легенды о богах, а обряды проводятся людьми из рода хранителей по канонам, завещанным предками. Героиня нашей рубрики «Интервью недели» Любовь Васильевна Кашлатова долгие годы занималась сбором материалов о верованиях обских угров. Для нее это во многом личная история. Любовь Васильевна сама из рода хранителей священного места в деревне Калтысъяны. Сегодня Любовь Кашлатова рассказывает «КМНСОЮЗ-NEWS» о своих исследованиях и о том, как меняется отношение к обрядам и народным праздникам.
– Любовь Васильевна, вы возродили многие традиционные праздники в Березовском районе, например, «Вороний день» и «Тылыщь пори» – «Праздник угощения Луны». Как пришла идея проводить сейчас эти праздники и сохранились ли они в вашем детстве?
– Вообще, само время подсказало, что нужно возрождать наши традиционные праздники. Я, как и многие мои ровесники, росла в интернате. А, например, Вороний день проводится в апреле, то есть еще во время учебного года. Я знала, что дома этот праздник отмечали, бабушка всегда готовила на Вороний день саламат, это хантыйское традиционное блюдо.
Но в интернате мы никаких национальных праздников не проводили. Уже во взрослом возрасте я досконально выяснила, как проходили наши традиционные праздники и обряды. Возникло огромное желание их возродить. Тем более что было, на кого ориентироваться. У нас в этом плане передовик – Белоярский район, там одними из первых стали проводить национальные праздники.
– А чем отличаются нынешние праздники от тех, что проводились раньше?
– Сейчас все эти мероприятия стали массовыми. Например, раньше этот праздник был многодневным, в один из дней собирались пожилые женщины с девочками на полянке в лесу, делали снежный стол, читали молитвы, угощались, расходились. Сейчас все иначе. Во-первых, много человек участвует. На тот же Вороний день приходят не только этнические ханты или манси, есть и русские, и татары – мы всем рады! Опять же, раньше Вороний день был праздником для девочек. Считалось, что девочка становится девушкой, когда ее клюнет ворона, отсюда и название праздника. После полового созревания девушки на Вороний день уже не приходили. Сейчас участвуют и девушки, и молодые мамы, и женщины в возрасте. Второй важный момент – в современных праздниках принимают участие фольклорные коллективы. Сто лет назад, конечно, люди пели свои песни, исполняли танцы, но это все не было поставлено на поток. Теперь существуют полноценные фольклорные номера, поэтому на любом празднике есть большая культурная программа. Но главное сохранилась религиозная составляющая праздников. У нас в поселке есть святое место. Там старейшины проводят обряд. А гулянья, песни, танцы, спортивные состязания устраиваются на другой площадке.

У нас в поселке есть святое место. Там старейшины проводят обряд. А гулянья, песни, танцы, спортивные состязания устраиваются на другой площадке.
Правда, теперь молятся люди чаще не вслух, а про себя. Причина – многие не знают родного языка или говорят не на том уровне, чтобы можно было прочитать молитву вслух. А ведь тут очень строго все.
Сами обряды в духовной части остались неизменными. Мы считаем, что если изменится текст молитвы, то она может не достичь своей цели или повлиять на человека как-то негативно. Ну и если обряд всегда проводился на растущую луну, то и сейчас мы делаем также. В этом вся суть.
– Как вы решили изучать духовную культуру?
– В школе мне хорошо давалась математика, я отучилась в Свердловском техникуме связи и до 40 лет проработала на автоматической телефонной станции. Потом мне посчастливилось встретиться с легендарной исследовательницей угорской культуры Евой Адамовной Шмидт. Незадолго до этого в иной мир ушла моя мама, и Ева Адамовна передала мне кассету, на которой был записан ее голос. Моя мама на нашем родном среднеобском диалекте хантыйского языка рассказывала наши народные сказки, те, что я помню с детства. Когда я послушала эту кассету, у меня все внутри перевернулось, я поняла, что должна заниматься своей культурой. Из точных наук я ушла в гуманитарные. Конечно, мне сначала все давалось нелегко, но у меня были хорошие наставники. Помимо Евы Адамовны Шмидт мне большую помощь оказала Светлана Алексеевна Попова. А Ева Адамовна учила, как общаться с информантами, как расшифровывать и переводить записи с учетом финно-угорской транскрипции.

У меня все внутри перевернулось, я поняла, что должна заниматься своей культурой. Из точных наук я ушла в гуманитарные.
– Готовы ли люди рассказывать о своих обычаях?
– Да. Не было такого, чтобы приходилось кого-то упрашивать. Основным информантом была моя тетя. Помню, только я приеду, еще не успею зайти, разобрать сумки, как она сразу подходила и говорила: «Ну давай спрашивай, зачем ты приехала на этот раз?» Я к ней часто ездила. Когда говоришь с информантами, а потом расшифровываешь записи, не всегда все понятно, приходилось повторно ездить, спрашивать, уточнять.
Я собирала данные в том числе и о своем роде, ведь мы хозяева-хранители святилища богини Каттась-Ими в деревне Калтысъяны. Я тогда многое узнала не только об обрядах, но и о наших соседях. Одна семья, например, жила напротив нас, мы всегда здоровались, по-доброму общались, и выяснилось, что мы – близкие родственники. У нас общий дед.
– В чем заключалась роль хозяев-хранителей?
– Каттась-Ими почитают и ханты, и манси, это общеугорская богиня. Она дает детей, наделяет душой родившегося ребенка и отмеряет жизненный путь. Представители нашего рода должны проводить обряды на святилище, ухаживать за этим священным местом, а также принимать гостей, которые приезжают поклониться богине.
Представителей нашего рода еще иногда называют «нохыр рут», что в переводе означает «шишка». Тетя мне рассказывала, что по легенде наш род произошел от медведя, а он очень быстро чистил кедровые орехи. И действительно, у нас в роду орехи все очень быстро шелушат.

Моя тетя рассказывала легенду, что наши предки много веков назад пришли к протоке Оби, где сейчас стоит деревня Калтысъяны.
Род хранителей носит фамилию Лысковы. Я Кашлатовой стала, уже когда вышла замуж и взяла фамилию супруга. Зоя Петровна Соколова в своих исследованиях писала, что фамилия Лысковы в наших краях встречается еще в XVII веке. Правда, что удивительно, перевода этой фамилии с хантыйского языка нет. Этнограф Елена Петровна Мартынова нашла нашу фамилию у коми-пермяков. Есть версия, что наши предки несколько сотен лет назад пришли в на территорию Югры из-за Урала. Моя тетя рассказывала легенду, что наши предки много веков назад пришли к протоке Оби, где сейчас стоит деревня Калтысъяны.
Правда, деревня уже нежилая. В 1941 году было наводнение, и Калтысъяны затопило, все дома оказались разрушены. Это стало последней каплей, до этого были сталинские репрессии, коллективизация. В общем, люди перебрались в соседнюю деревню, а в Калтысъяны стали приезжать только на обряды.
– Родовое святилище сохранилось?
– Конечно. Мы не имеем права его переносить, оно там находится исторически. Но атрибутику и священный лабаз мы перенесли в другое место. В 2014 году вместе с организацией «Спасение Югры» мы построили новый священный лабаз для хранения изображений и приношений. Это пришлось сделать не от хорошей жизни. У нас в регионе очень активны черные копатели. Они разрушают святилища. Я не знаю, зачем они это делают. Возможно, верят в легенду о «Золотой бабе» – идоле из драгоценных материалов, который якобы спрятан где-то на одном из священных мест Югры. Но у нас на святилищах материальных ценностей нет. Например, во время обрядов мы оставляем платки, в их уголки завязываем монеты. Максимум, что можно найти на святилищах, это мелкие монеты советского и настоящего периода, рубли или копейки.

В 2014 году вместе с организацией «Спасение Югры» мы построили новый священный лабаз для хранения изображений и приношений.
Действия черных копателей – это настоящее варварство. Каждый раз, когда я вижу разграбленные святилища или слышу рассказы хранителей, у меня сердце кровью обливается. Для нас это огромная боль.
– А полиция может что-то сделать?
– К каждому святилищу полицейского не приставишь. И потом группировки черных копателей очень хорошо оснащены, у них есть бинокли, металлоискатели. Если на святилище кто-то есть, то они близко не подходят. А когда хранители, люди, которые приезжали на обряд, уезжают, начинается разграбление. Поэтому мы решили наши святилища никак не обозначать. Несколько лет назад была дискуссия, ставить ли возле святилищ информационные стенды, чтобы люди знали, помнили. Так вот, хранители, да вообще все люди, кто знаком с ситуацией, выступают против этого, потому что таблички и ограждения вызовут дополнительный интерес у копателей.
– Несколько лет назад вы участвовали в масштабной экспедиции по изучению святилищ в Югре. В каком они состоянии?
– В разном. За святилищами ухаживают, пока живы хранители. У нас много таких объектов на реке Горной Вогулке. В 2007–2008 годах, когда у нас была экспедиция, в деревнях еще оставались старожилы. Мы брали их с собой на объезды, вместе с ними составляли описание объектов.

На святилищах нельзя появляться посторонним без сопровождающего, то есть без хранителя.
Дело в том, что на святилищах нельзя появляться посторонним без сопровождающего, то есть без хранителя. Помню, в одной деревне на севере Березовского района нас встретила большая семья: муж, жена, дети и двое взрослых братьев со стороны супруга. Святилище было ухожено, мы провели обряд и уехали с легким сердцем.
Хранители рассказали нам свою историю, как живут, как ухаживают за священным местом, деликатно обозначили, где нам можно ходить, где – нельзя. В прошлом году я увидела сюжет телеканала «Югория» об этой деревне, в которой остался один-единственный житель, все заросло бурьяном. От этого, конечно, очень горько.
Иногда в деревне остаются только старики. Это тоже для святилищ плохо. За объектами же нужно ухаживать, косить траву, ремонтировать лабаз. У пожилого человека на такую задачу часто просто нет сил… К тому же у нас есть ограничения: женщинам непосредственно на святилище нельзя находиться, поэтому ухаживать за территорией могут только мужчины.
– Усложняет ли то, что женщинам нельзя на святилище, вашу исследовательскую работу?
– Да, на само святилище я не могу зайти. Но рядом с ним есть территория, которая называется общей. Там могут присутствовать женщины и проводить женские обряды. Кроме того, на эти участки можно заходить и людям из других родов. А на само святилище идут хозяева-хранители и некоторые мужчины. Когда мы проводили исследование святилищ, то вместе с хозяевами-хранителями мы заполняли анкеты, я записывала с их слов легенды на русском и хантыйском языках. Вот так выходили из положения.

Женщинам в хантыйской традиции не только нельзя на святилища, но и не положено знать некоторые детали обрядов.
Женщинам в хантыйской традиции не только нельзя на святилища, но и не положено знать некоторые детали обрядов. Например, у нашего народа есть очень важный обряд, он нашим родом проводится раз в семь лет. Помню, в 1998 году, когда я была еще в начале своего исследовательского пути, спросила у отца об этом обряде. Папа посмотрел на меня и замолчал. Не разговаривал со мной весь вечер. Я тогда поняла, что перешла черту, спросила что-то некорректное. Отец тогда уже сильно болел, и я корила себя, что расстроила его. Но не спросить не могла.
Спустя какое-то время я снова подошла к нему с этим вопросом, предложила, если он не готов мне рассказать, пусть все поведает мужу, он передаст моим братьям, чтобы это знание осталось. Отец подумал и на следующий день мне все рассказал. Моя тетя была последней, кто видел его перед смертью. Отец сказал ей тогда, что передал мне свое знание. Надеюсь, он ушел с легким сердцем. Его дело не забыто, в настоящее время этот обряд проводится в точности, как он указывал, последний раз мы его провели в декабре 2021 года.
– Вы посвятили свою монографию духовной культуре среднеобских хантов. В чем ее отличие от верований хантов, проживающих на других территориях Югры?
– Центральную роль в пантеоне богов, почитаемых среднеобскими хантами, играет Каттась-Ими. Когда-то Ева Адамовна Шмидт сказала мне, что именно я должна исследовать эту богиню. Я восприняла это как напутствие. С Каттась-Ими связаны женские обряды, обряды с рождением детей, ей посвящены песни, легенды. Есть еще богиня Ай Каттась, она отвечала только за роды. К этим богиням у нас очень трепетное отношение, ведь они связаны с зарождением жизни. В этом главное отличие наших верований от других территорий, хотя упоминания Ай Каттась есть и в Медвежьих игрищах, хантыйском обряде, описанном Тимофеем Молдановым.
– Какое место женские боги и духи занимали в духовной культуре угорских народов?
– Я в своей кандидатской диссертации «Женский пантеон обских угров» писала о духовных верованиях с позиций матриархата. У хантов изначально основу пантеона составляли именно женские боги, они отвечали за роды и за продолжение жизни. На каждой территории были свои богини, и память о них сохранилась до сих пор. Правда, сейчас эти богини как бы отодвинуты на второй план, они представлены уже как жены, сестры, дочери мужских богов. Эта ситуация не уникальна. Если мы посмотрим на греческую мифологию, то там ведь то же самое. Изначально на первом плане были женские богини, отвечающие за плодородие, за жизнь, а потом с огнем и мечом пришли Зевс и другие мужские боги, они силой отвоевали себе ведущее место в пантеоне.

У хантов изначально основу пантеона составляли именно женские боги, они отвечали за роды и за продолжение жизни.
Тем не менее женские образы в хантыйском пантеоне и сейчас играют огромную роль, на каждой территории проживания обских угров есть свои главные богини, которые не утратили свое первенство, такая как Касум-Ими – богиня-покровительница казымских ханты. Богинь почитают, им приезжают поклониться люди разных национальностей. Считается, что они могут дать здоровье, удачу, даровать женщинам долгожданных детей.
– Вы долгие годы были председателем Березовского районного отделения общественной организации «Спасение Югры». Что делает организация для сохранения традиций угорских народов в районе?
– У нас в районе я возглавляла отделение этой организации на протяжении двадцати лет. За это время удалось реализовать много различных проектов, направленных на сохранение традиционной культуры. Мы проводили Медвежьи игрища, исследовали святилища, собирали фольклорный материал в отдаленных населенных пунктах. Каждый год на фестиваль «Сокровища Севера» в Москве организация вывозит наших самых эксклюзивных мастеров, которые при создании своих изделий следуют традиционным технологиям. Именно у нас в округе с подачи «Спасения Югры» зародились детские стойбища, которые проводятся в условиях, близких к традиционной жизни. Это не просто смена в детском лагере, ребята живут в чумах, их быт максимально приближен к традиционному. Такой вид отдыха детям понравился, он сейчас самый популярный. Детское мансийское стойбище «Мань Ускве», которое стояло у истоков зарождения детского отдыха в этнической среде, много раз признавали лучшим объектом отдыха для школьников, я считаю, что это совершенно заслуженно.
– Несколько лет вы сами организовывали детский этнический лагерь «Возвращение к истокам». Как была устроена его работа и почему сейчас не проводятся смены?

Детские смены проводились в деревне Мулигорт. Главная идея была в том, чтобы собрать детей из нашего рода и передать им наши знания, связанные с родом, с богиней.
– Детские смены проводились в деревне Мулигорт. Главная идея была в том, чтобы собрать детей из нашего рода и передать им наши знания, связанные с родом, с богиней. Наш род большой, детей привозили из разных мест: Когалыма, Ханты-Мансийска, Тюмени, конечно, отдыхали там и ребята из Березовского района. В смене было 25 детей. В последний раз мы организовали смену в 2015 году. А потом ужесточились требования к детскому отдыху, и мы погрязли в документах и согласованиях. Например, перевозить детей стало возможно только на специальном транспорте с водителем, имеющим лицензию. А у нас транспортная ситуация сложная, нет никаких дорог для наземной перевозки, только часто остается водный путь, не всякий автобус проедет по бездорожью. Но, конечно, безопасность детей в приоритете, поэтому, наверное, такие правила и нужны.
Можно было организовать смену так, чтобы родители сами доставляли детей к стойбищу. Но ведь были и другие правила. В частности, спортивная территория должна иметь специальное ковровое покрытие. А какое у нас может быть покрытие, если детское стойбище в лесу расположено? Или летняя кухня. Мы построили специально дощатую летнюю кухню со столовой, так вот, по санитарным требованиям мы должны были стены выкрасить белой краской. И много всяких таких нюансов, которые можно выполнить в стационарном лагере, где дети живут в домиках-коттеджах. Но при этом все такие правила неисполнимы, когда вывозишь детей в походные условия. В общем, мы отказались от проведения лагеря. Прошло уже шесть лет, а нас до сих пор спрашивают, есть ли шанс, что смены возродятся.

Мы знакомим детей с нашей культурой, рассказываем им, как все устроено, в чем суть праздников, учим говорить на родном языке. Я вижу, как у них горят глаза.
Сейчас дети, которые были в первой смене, уже выросли, и мы приглашаем их на обряды. Они приходят, им интересно. Мы знакомим детей с нашей культурой, рассказываем им, как все устроено, в чем суть праздников, учим говорить на родном языке. Я вижу, как у них горят глаза. И я понимаю ребят: наша духовная культура удивительна, она завораживает, к ней хочется прикоснуться в любом возрасте.
Справка «КМНСОЮЗ-NEWS»
ФИО: Кашлатова Любовь Васильевна
Регион: Ханты-Мансийский автономный округ – Югра, Березовский район, поселок Березово
Деятельность: начальник Березовского филиала фольклорного центра Обско-угорского института прикладных исследований и разработок, кандидат культурологии, автор научных трудов по духовной культуре среднеобских хантов
Читайте также:
Подпишитесь на дайджест новостей
Не пропустите важные события!