Председатель общественной организации «Минлей» Галина Матарас, линейный продюсер фильма «Мяд панг» («Очаг»), рассказала о судьбе картины и о том, как детей учат на стойбище разговорному ненецкому языку.

Работы над нашумевшим фильмом «Мяд панг» («Очаг») о судьбах молодежи из Ямальской тундры близятся к финалу. 13 мая началась переозвучка картины, уже завершены черновой и чистовой монтаж, цвето-  и светокоррекция.

По оценкам Галины Матарас, председателя общественной организации «Минлей», линейного продюсера и автора идеи картины, лента будет готова к показу уже осенью.

О том, как создавался фильм, какие вопросы он поднимает, а также о том, как общественная организация может стать драйвером масштабного культурного проекта, Галина Матарас рассказала «КМНСОЮЗ-NEWS».

– Галина Ачембоевна, когда ждать премьеру картины?

– Дата пока еще не определена. Мы планируем перед премьерой представить картину на одном из кинофестивалей, но я подчеркну, что работы еще ведутся – по переозвучиванию они только начались. Этим занимается «ТОНСТУДИЯ-1» киноконцерна «Мосфильм». Также запланирована перезапись фольклорных песен в исполнении Татьяны Лар и Серафимы Худи.

Сам же фильм был отснят еще в 2021 году. В феврале 2025 года мы получили грант Президента Российской Федерации на реализацию проекта «Национальный фильм «Мяд панг» («Очаг», «Корни»)» для завершения работ над фильмом. 

Все работы реализуются. Черновой монтаж выполнен в 2024 году, чистовой монтаж на мощностях ООО «Альфа-студия фильм», технических и творческих. Окончательные работы ведутся на мощностях киноконцерна «Мосфильм» для обеспечения качества самого фильма.

Знаю, что премьеру нашего фильма очень ждут, особенно, конечно, ждем мы, участники киногруппы.

– Название сохранится?

– Пока сложно сказать. Рабочее название –  «Мяд панг». Но все может измениться, хотя это название мне кажется емким. Его можно перевести как «Очаг» и как «Корни». Режиссер Владимир Тумаев –  он снимал в 2014 году «Белый ягель» – поднимает в картине как раз тему возвращения к корням. Изюминка нашего фильма в том, что мы показываем жизнь ненецкого народа с внутренней стороны, то есть от лица тундровиков. Даже в документальных лентах часто бывает взгляд «снаружи», то есть герои картины надевают праздничную одежду и ведут себя в кадре так, как им бы им хотелось. А мы же показываем реальную повседневность, как обедают на стойбище, чем занимаются, о чем говорят. В тундре так же, как и везде, люди любят, ссорятся, помогают, жалеют, в общем, переживают целую гамму эмоций и чувств.

– Кто играет в картине, как проходили кастинги?

– С подбором актеров у нас вышла целая эпопея. Вначале мы обратились к местным звездам – у нас на Ямале очень много хороших эстрадных артистов, они прекрасно поют и танцуют. Но выступление на сцене или съемка клипа и актерская игра в кадре все-таки очень различаются, поэтому мы ставку сделали на поиск талантов среди людей, которые с актерской профессией не связаны. Мы объявили кастинг среди местных жителей, тундровиков. Интерес был огромный. Требовались люди разных возрастов, типажей, и к нам пришло очень много желающих. Каждый старался показать то, что умеет. Мы познакомились с огромным количеством талантливых людей. К сожалению, кастинг многие из них не прошли, потому что работа в кадре имеет свою специфику, нельзя что-то делать напоказ, это сразу будет видно. Но в итоге мы нашли людей, которые прекрасно держатся в кадре, хотя ранее у них такого опыта никогда не было. Так, одна из ролей досталась простому тундровику Константину Худи. Он вроде бы даже особо и не стремился попасть в фильм, принял участие в кастинге просто интереса ради. И он покорил всю съемочную группу, а в кадре он смотрелся замечательно. Такое ощущение, что человек просто играет самого себя.

Очень было много девушек, желающих сняться в фильме. Помню, кастинг на одну из главных женских ролей в Яр-Сале мы проводили до четырех утра. Некоторые старались нарядиться, делали сложные прически. Но у нас картина ведь про тундру, поэтому все это нам не потребовалось. Конечно, девушки старались быть в кадре красивыми. Но опять же, у нас фильм про настоящую тундровую жизнь, без прикрас, и съемки велись тоже в тундре. У одной из наших актрис, Яны Сэротэтто, на самом старте съемок выскочила болячка на губе. Она очень расстроилась, но ее все поддержали – так даже для кадра лучше. Девушка, конечно, старалась избавиться от этой болячки, с нетерпением ждала, когда она пропадет. И вот наконец болячка исчезла, но так как часть материала уже отсняли, где у актрисы есть болячка, то пришлось ее рисовать.

Роль девушки с ребенком, которая возвращается из города в тундру, играет Надя Сэротэтто. В тундре молодой матери с ребенком не прожить без мужчины, и родители пытаются сосватать ее за вдовца. Эту роль сыграл тундровик Сергей Худи. Мы запретили ему бриться во время съемок, чтобы отросла колоритная щетина. Он был не слишком-то рад, но образ есть образ. Мы даже одну девочку попросили следить за Сергеем, чтобы он не брился. У Сергея тоже раньше не было опыта в кино, более того, когда он пришел на кастинг, он не знал, на какую роль попробоваться. Впоследствии он рассказывал, что просто захотел принять участие в кастинге и даже не ожидал, что его пригласят на съемки.

– А профессиональные актеры в картине есть?

– Главную мужскую роль сыграл Юрий Худи, выпускник ВГИКа. Его утвердили, к слову, даже без кастинга. Участие в нашем проекте изменило его вектор интересов. Сейчас, насколько мне известно, Юрий решил специализироваться на документальном кино.

– В другом известном фильме Владимира Тумаева «Белый ягель» главная мужская роль досталась калмыцкому актеру Евгению Сангаджиеву.

– Да, и он очень хорошо сыграл и вжился в роль. От многих слышала, что им очень понравилась игра Евгения в «Белом ягеле». Более того, после премьеры артисту даже подарили аркан, для ненцев это особый предмет, просто так его не вручают.

– Тем не менее, в картине «Мяд панг» выбор сделан в пользу ненецкого актера…

– Юрий Худи вырос в ненецкой культуре, в традициях. Как и другие ребята, снимавшиеся в фильме, он жил этими моментами, для него все было естественно и привычно.

– В основе сценария история молодых людей, которые возвращаются в тундру после жизни в городе. С какими главными сложностями сталкивается молодежь, когда решает вернуться?

– Я бы не сказала, что при возвращении в тундру есть какие-то особенности, которых нет в других регионах. У нас происходит все то же самое, что и по всей стране. Посмотрите, сколько в разных регионах брошенных деревень. Молодые люди уезжают в города и поселки не потому, что они категорически не хотят жить в деревне или тундре. Просто сложились обстоятельства – то нет работы, то плохая транспортная доступность, то в городе предложили хорошую должность. Потом обстоятельства изменились, человек возвращается в родную деревню, у нас – на родное стойбище.

Причины, по которым многие юноши и девушки уезжают в города, у нас такие же, как и по всей стране. Считается, что в городе жить проще, поэтому и уезжают. У каждого своя история, своя ситуация. Но важно понимать, что не обязаны все дети в семье жить в родном гнезде. И заставлять молодежь, стыдить, что ребята не возвращаются, ни в коем случае нельзя. Не все могут жить в тундре, да и тундра принимает не всех. Слышали наверняка выражение: «Москва не приняла» или «Питер не принял», так говорят, когда человек не смог жить в столицах, приехал в город поменьше. Так вот, тундра тоже не для всех. Хорошо, если из троих детей один вернется, значит, родной очаг не разрушится. Если у семьи сильные корни, то дети рано или поздно, пусть даже во взрослом возрасте, вернутся к ним, к своему очагу, а потом создадут свой очаг. Это знаковое понятие для ненцев. Поэтому и фильм назвали «Мяд панг» – «Очаг», «Корни».

Мы в фильме глубоко рассматриваем вопрос о месте человека, о его доме. Есть ведь еще такая проблема, когда человек нигде не может найти свое место. Он и в тундре не смог жить, и в городе. Такое явление не вчера появилось, оно давно известно. В годы Советского Союза были октябрята, пионеры, комсомольцы. Если смотреть глобально, то участие в этих движениях помогало человеку найти себя, давало какую-то идею, базу. Сейчас ничего такого нет. Я вижу, что возрождаются патриотические движения, и всячески это поддерживаю. Любовь к родине, к дому, к матери дает ориентиры в жизни.

– Чем государственные структуры, общественные организации и общины могут помочь молодежи, которая желает жить по заветам предков?

–  Если нет каких-то чрезвычайных обстоятельств, то взрослый человек может сам организовать свою жизнь, ничего ни у кого не просить и сам все заработать. Вообще, если рассматривать вопрос сохранения кочевого образа жизни исключительно через призму различных методов материального стимулирования, то это, я бы даже сказала, принижает саму идею. Получается, что человеку, который хочет вести кочевой образ жизни, предлагают все время ходить с протянутой рукой и «выбивать» различные меры поддержки. Поэтому, если говорить о поддержке, то нужен баланс и разумный подход.

У нас на Ямале много интересных и полезных программ, молодежь может получить «Чумовой капитал», есть программа «Культура и языки», направленная на изучение родного языка и культуры. Развита санитарная авиация, то есть даже с самого отдаленного стойбища можно оперативно попасть в больницу. Регулярные рейсы тоже осуществляются стабильно. На стойбища привозят безвозмездно предметы первой необходимости. Поэтому все условия, чтобы вести кочевой образ жизни, у нас созданы.

И очень многие продолжают жить на стойбищах, вести кочевой образ жизни. Причем это происходит по зову сердца, не ради мер поддержки. Приведу пример. У меня есть маленькое стойбище недалеко от Салехарда, называется оно «Минлей». Однажды к нам на снегоходах заехала одна молодая пара. Он – тундровик, потомственный оленевод, она – прекрасная девушка из кочевой семьи. Все в ее жизни шло к тому, что она переедет в город – получила образование с красным дипломом, могла работать в структурах МЧС, а потом влюбилась и уехала в тундру. Сейчас у этой пары уже есть ребенок. Очень счастливая семья, муж с женой – как орел и орлица, сильные, статные, я смотрела на них и восхищалась. И все-таки у девушки город, перспективы в МЧС. Я говорю парню: «Что же ты нашу краснодипломницу-то в тундру увез», а он мне отвечает: «Радуйтесь, что мы такие есть. Пока мы есть, наш образ жизни не пропадет». И ведь правда. Пока в тундре есть такие парни, ради которых девушки могут бросить карьеру и комфортные офисы, традиционный образ жизни сохранится. В тундру надо идти с любовью, с душой.

– Вы упомянули стойбище «Минлей». Что оно собой представляет?

– На стойбище «Минлей» находится база нашей общественной организации, она тоже называется «Минлей», работает с 2018 года. На базе нашего стойбища мы проводим мероприятия организации РОО КМНС «Минлей».

Стойбище и организация появились одновременно. Однажды я встретилась с моими добрыми приятельницами –  певицами Татьяной Лар, Еленой Уфимцевой и народной мастерицей Серафимой Худи. Мы решили создать общественную организацию. Тогда мы даже не думали ни о каких кинопроектах, у нас была цель просто разговаривать на ненецком языке. Поставили один чум, потом другой. К нам стали приходить гости, мы начали реализовывать какие-то проекты, подавать заявки на гранты. Помню, по одному из первых грантов нам выделили 400 тысяч рублей, мы купили спортивное ненецкое оборудование, потом закупили снасти охотничьи. Потом стали участвовать в создании фильма «Мяд панг».

– А как вы вообще пришли в национальное движение, стали реализовывать общественные проекты?

– Очень давно я какое-то время вместе с супругом занималась управлением факторией. И мы старались сделать жизнь на этой фактории интереснее, периодически что-то организовывать. Мне директор совхоза однажды сказал: «Каждый праздник нужно создавать самим. Вот тогда будет настоящий праздник». И, в общем, мы на фактории начали проводить разные мероприятия, люди приезжали, всем очень нравилось. Затем я переехала в Яр-Сале, устроилась работать в администрацию Ямальского района, в районное управление образования.

В какой-то момент меня стали просить сопровождать абитуриентов в Салехард. Раньше была такая практика, что выпускники школ должны были сами отвезти документы в вуз или колледж. Не все мамы и папы могли сопровождать детей, а одних отпускать в город страшно, к тому же нужно ходить по кабинетам, заполнять бумаги. Когда никогда с этим не сталкивался, с непривычки сложно. У меня все выезды получались удачными, подавляющее большинство ребят поступали, куда хотели. И как-то это тоже меня затянуло, я стала работать с молодежью. Меня часто путали с учительницей, но на самом деле педагогом я никогда не была. В 2013 году я вышла на пенсию и, если честно, ничего не планировала, думала, что буду пить кофе и смотреть сериалы. Так оно и получилось. Ровно на полтора дня. А затем мне предложили возглавить общественное движение «Ямал». Я согласилась. А спустя пять лет создала Региональную общественную организацию «Минлей».

– Ваша организация занимается обучением детей ненецкому языку на стойбище. Как организовано обучение?

– Сейчас у нас реализуется проект «Хынота» («Поющие»). Это наш второй образовательный грантовый проект. В 2020 году нас поддержал Фонд президентских грантов, мы реализовали проект «Нерня миндя» («Вперед идущие»). Тогда Валентина Няруй, создательница учебников по ненецкому языку, написала нам программу, она была ориентирована на детей, которые не говорят на родном языке. Бывает, что родители живут в городе, водят ребенка в садик, где говорят только на русском, в магазинах, в поликлинике, везде звучит русская речь. И дома говорят только по-русски. Если не предпринять никаких мер, то число детей, которые не слышали ненецкую речь, будет расти. И Валентина Няруй разработала программу, которая позволяет осуществить погружение детей в родной язык, начать учить ненецкий с нуля. Сам проект, я считаю, нам удался, и мы решили продолжить эту тему с новым проектом –  «Хынота». По этой программе дети через ненецкий фольклор изучают основы разговорного ненецкого языка. Инициатором выступила Татьяна Лар, под ее руководством создана небольшая фольклорная группа.

– Как дети добираются до занятий на стойбище?

– У нас вопрос с транспортной доступностью не стоит. Стойбище «Минлей» расположено в двух километрах от Салехарда, так что до нас легко добраться на автомобиле. Но я отмечу, что, несмотря на близость цивилизации, у нас все аутентично. Пока даже электричества нет, я езжу ноутбук заряжать в город. В перспективе мы планируем установить генератор и гирлянды, чтобы была какая-то система освещения. И еще купим аппарат, который отгоняет комаров. Это все делается для детей, у многих малышей сейчас развивается аллергическая реакция на укусы насекомых. Но в остальном технический прогресс мы оставим городу.

– Принимаете ли вы туристов?

– Мы туризмом не занимаемся. Потому что турист – это человек, который пришел, посмотрел и уехал. Да, иногда к нам просятся туристы, но мы принимаем только те группы, которые занимаются сохранением или изучением национальной культуры. Если туристы хотят приехать из любопытства, мы советуем выбрать другое стойбище. На Ямале сейчас активно развивается этнический туризм, и есть стойбища, где могут принять группу, провести экскурсию, у них есть сувениры, питание налажено, в общем, все условия. У нас организация некоммерческая, и стойбище наше – тоже некоммерческое. Нет у нас цели как-то заработать на нашей деятельности. И, вообще, честно скажу, нет у меня коммерческой жилки. Вот у меня, например, есть сестра, она предприниматель, у нее свой магазин, она участвует в тендерах. Я ей говорю иногда в шутку: «Если ты вдруг оставишь мне ключи от магазина, то на утро останешься ни с чем, потому что я все раздам бесплатно». У всех наших сотрудников есть какая-то официальная работа, у нас они – как волонтеры.

Мы работаем с детьми, к нам разных ребят привозят, в том числе и с инвалидностью. Также к нам приезжают пенсионеры по линии общественных организаций. Иногда молодежные организации просят провести на стойбище свои мероприятия. Мы сами организуем много мероприятий, например, «Костер дружбы». 1 июня  будем проводить праздник в честь Дня защиты детей, 12 июня намечено мероприятие в честь Дня России. Мы тесно сотрудничаем с общественными организациями народов Кавказа и татарской диаспорой. Они частые гости на нашем стойбище! Вот и 12 июня мы подготовим к празднику два чума – один в ненецкой традиции, а внутри второго будет представлена культура народов, проживающих на Ямале. Ну и, конечно, мы устроим интернациональное чаепитие.

Для тех, кто интересуется нашей культурой, традициями, мы открыты. Например, иногда в частном порядке кто-то просит разрешения побыть на стойбище, чтобы проникнуться ненецкой культурой. Пожалуйста! У нас работы много – дрова нарубить, в чуме порядок навести, не в одиночку, конечно, вместе с волонтерами. Во время такой работы можно узнать, как устроен быт на стойбище.

Принимали мы у себя группу художников, они неделю жили на стойбище, писали здесь картины.

– А «Минлей» –  это стойбище или этностойбище?

– На самом деле, это синонимы. Что такое этностойбище – это стойбище с национальным уклоном. А как представить себе стойбище без него? Мы практически единственное стойбище вблизи Салехарда, где практически полностью сохранена аутентичность. Мы носим национальную одежду, чумы у нас традиционные, с меховыми нюками. Телевизоров нет, принято, что, когда человек к нам приходит, он отключает телефон.

У нас есть еще один проект кочевого стойбища –  «Едэй». Мы купили для него нюки, как меховые, так и брезентовые, а также шесты. Планируем с этими новыми чумами проводить выездные мероприятия. Наши чумы на стойбище мы называем стационарными. Конечно, они тоже разбираются, их можно перевозить. Но это очень хлопотно. А с кочевым стойбищем, пригласят нас куда-нибудь, например, на День города, мы сможем сразу сорваться.

– Вы упомянули, что реализуете проекты на гранты. А с добывающими компаниями удается сотрудничать?

– В постоянном режиме пока что нет. Но у нас есть позитивный опыт сотрудничества с «Газпромнефть-Ямал». Когда велись съемки фильма, компания предоставила нам вертолет на съемочный день и осуществила завоз продуктов. Это очень ценная помощь, ведь съемки велись в тундре у фактории Юрибей, это достаточно труднодоступная местность. Тогда же на съемках мы познакомились с семьями, которые живут вблизи фактории, и в 2024 году реализовали для них с помощью федерального проекта «Молоды душой» и гранта Губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа социальный проект «Тир» («Облако»). Дело в том, что среди тех, кто живет рядом с факторией, много социально незащищенных граждан, инвалидов, пожилых людей. Социального работника там, естественно, нет. Во время реализации проекта мы организовали волонтерскую помощь для местных жителей и закупили им две резиновые лодки. Этот проект мы будем продолжать и готовы к сотрудничеству, в том числе и с добывающими компаниями.

– Вы сами часто бываете в тундре?

– Регулярно! Это вся моя жизнь. Мама моя с младшим братом до сих пор кочуют. Детство тоже у меня было кочевое. Мои далекие предки кочевали по Ямальской тундре, до Тобольска аж каслали. Но так сложилось, что дедушка оказался безоленным, жил он рыбалкой. В нашей семье мы бережно храним традиции, я с детства жила в ненецкой культуре, была в нее погружена. Мой папа Ачембой Политявич в моей памяти и в памяти многих тундровиков остался как сказитель, акын. У отца был настоящий дар, он так пел, что сердце замирало. Помню, что в нашем чуме всегда звучали песни – я под них засыпала и просыпалась. Пел папа, пела мама. С этими песнями я выросла, традиции и родная культура всегда были со мной, поэтому в тундре, на стойбище – мой очаг и мои корни.

Справка «КМНСОЮЗ-NEWS»

ФИО: Матарас Галина Ачембоевна

Регион: Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Салехард

Деятельность: председатель региональной общественной организации по содействию коренным малочисленным народам Севера «Минлей»