Инициатор создания музея тофаларской культуры Лидия Речкина рассказывает, как собирает с сельчанами экспонаты и добивается комфортной среды.

В Иркутской области, в Восточных Саянах, есть удивительное место, его называют Тофаларией. Сюда можно добраться только вертолетом. Здесь, среди бескрайней тайги, в поселках Алыгджер, Верхняя Гутара и Нерха живут тофалары. Версии о происхождении этого народа разнятся, звучат мнения, что это родственники уйгуров, по другой версии они близки к кетам. Первые упоминания о тофаларах датируются VI веком н.э. Сейчас в России тофаларами называют себя 719 человек. О том, как живет этот народ, рассказала «КМНСОЮЗ-NEWS» Лидия Речкина, жительница Верхней Гутары. Лидия Ивановна не сразу согласилась на интервью, уж слишком много в последние годы пишут о тофаларах неправды. Каждая такая публикация, говорит Лидия Ивановна, для нее – как нож в сердце.

– Лидия Ивановна, что происходит, почему о тофаларах пишут и снимают неправду?

– Мне сложно судить, из-за чего так происходит, но, честно признаюсь, веры к журналистам у нас уже нет никакой. Мы – тофалары – люди открытые, доверчивые, всегда рассказываем все как есть. А потом выходит публикация, прямо читать невозможно. Или вот однажды фильм про нас снимали. Приезжали с Рижской киностудии. Полгода съемочная группа работала, потом мы долго просили, чтобы нам прислали получившийся фильм, лучше бы не присылали. Я, когда посмотрела, так расстроилась…

И ведь, что самое обидное, все это расходится потом по интернету. На основе ошибочных текстов появляются новые, и они тоже с ошибками. Я понимаю, что тофаларам надо рассказывать о себе, заявлять громче, что мы есть, но как тут заявишь, когда в интернете столько про нас неправды.

В то же время тофаларские традиции, культура очень интересны. Они достойны того, чтобы о них писали корректно. Тем более, что, давайте будем честными, очень многое от нас уже уходит.

Я часто вспоминаю свое детство, как мы с мамой жили «на стадах» и вокруг звучала тофаларская речь. К сожалению, я рано потеряла мать и потом воспитывалась в детских домах. Я детство провела в интернатах, поэтому многого не видела. Моя сводная сестра Светлана Ивановна Кусаева является носителем тофаларского языка, она всегда была погружена в нашу культуру, долгие годы работала в этноцентре в Верхней Гутаре. Мы с ней часто обсуждаем настоящее и будущее нашего народа. И вот несколько лет назад я поняла, что надо действовать, нас ведь не так много. Если все будут отсиживаться и ждать, что кто-то что-то сделает, то никакой вопрос не сдвинется. И я решила создать музей.

– В какой стадии находится этот проект?

– Мы собираем экспонаты. Все наши местные жители знают, что такой музей создается, приносят старые вещи, у кого что на чердаках лежит: старинную одежду, утварь.

Отмечу, что раньше в Верхней Гутаре этноцентр был. Там работала моя сестра Светлана Ивановна, а также Вадим Николаевич Шибкеев. Они не только хранили экспонаты, но и ходили по домам, расспрашивали людей, записывали наши сказки, легенды, образные выражения. Их информантами становились наши старожилы, многих из них уже нет.

 

Этноцентр в Верхней Гутаре не был самостоятельным учреждением, он являлся филиалом этноцентра в поселке Алыгджер. А потом наш филиал закрыли, просто забрали ставки. Весь уникальный материал, который был у нас собран, перевезли в Алыгджер, я не знаю его судьбу.

У нас расстояние между поселками больше 160 километров. Мы, когда на праздниках встречаемся с жителями Алыгджера и Нерхи, то даже и говорим по-разному, это значит, что нужно пристально изучать нашу культуру во всех местах проживания тофаларов.

– Есть ли у вас помещение? Планируете ли получать гранты?

– На первом этапе я планирую разместить музей в своей квартире. Мне повезло с сыновьями, они нам с мужем построили дом. Поэтому я думаю оборудовать музей в квартире, которая у нас осталась. Про то, что можно получить гранты, я знаю. Сейчас много возможностей для учреждений культуры, но, прежде чем обращаться за какой-то поддержкой, нужно что-то создать, чтобы все видели, что у нас есть, какие у нас проекты.

Планов на самом деле много. Например, при музее обязательно хочется создать мастерскую. Многие из вещей, которые нам передали, нуждаются в реставрации, особенно это касается экспонатов из кожи. Поэтому в мастерской важно создать условия для выделки шкур.

– Что сейчас из тофаларского есть в селе? Например, сохранилась ли традиционная кухня?

– Какие-то блюда остались. Например, мы, как и наши предки, отвариваем в большом котле мясо так, чтобы оно было с кровью. Потом есть блюдо, когда в бульон добавляем муку, иногда ее обжаривают предварительно, получается уже другое блюдо. Делаем кровяную колбасу из изюбря. Все это сохранилось, но, знаете, никак не культивируется специально, хотя, может, это и неправильно. Кухня у нас полностью натуральная, еда – здоровая. Поэтому, кстати, мы и болеем редко. А как в город приезжаем, так какую-нибудь хворь и схватим. Я думаю, что это связано во многом и с питанием.

– Численность тофаларов всегда была небольшой. Например, в XVII веке насчитывалось около 400 представителей вашего народа. Как это повлияло на традиции вступления в брак?

– Наш народ в этом плане всегда проявлял большую мудрость. Чтобы не допустить кровосмешения, браки утверждались старейшинами. Они выясняли, может ли девушка из такого-то рода вступить в брак с тем или иным молодым человеком или же – нет.

В то же время, если у многих других народов брак с чужеземцами не допускался, то у нас, наоборот, были только рады, что вливается новая кровь. Считалось, что это дает новую силу народу.

Или вот еще традиция – отношение к незамужней женщине с ребенком. У многих народов женщина, которая родила вне брака, фактически оказывалась вне социума, от нее могли отказаться родственники, выгнать из дома. У нас такого не было никогда. Женщина с ребенком могла вернуться в родительский дом, и к ней сватались так же, как и ко всем остальным. Причем жених мог заплатить калым только за невесту, тогда ребенок оставался с бабушкой и дедушкой, они его воспитывали. Но чаще жених забирал жену с ребенком. И калым он платил за двоих! То есть этот ребенок считался очень важным членом общества. Вот так у нас было!

– Сохранились ли традиционные тофаларские роды? Остались ли традиционные тофаларские имена?

– Да, у нас все знают свои роды. В один род входило несколько семей. Когда в Верхней Гутаре действовал этноцентр, Светлана Ивановна с Вадимом Николаевичем составляли родовые древа. Это была очень сложная работа. Имена у нас сейчас русские, но сохранилась одна традиция –  ребенка нарекает гость. У меня в Алыгджере жил двоюродный брат, звали его Спартак. Как так получилось, спросите вы? Да очень просто. Родился он, а один из гостей как раз книжку читал про восстание Спартака. Вот он и сказал: «Пусть будет Спартак». Так брат и стал Спартаком. Ну а раньше детей нарекали в честь птиц, животных, таежные имена у нас были. Например, бабушку Светланы Ивановны звали Нерха, а моего прадеда – Саганов Сарый Сахалы.

– А какова ситуация с тофаларским языком? Изучают ли его в школе, есть ли носители тофаларского языка?

– В школах Алыгджера, Верхней Гутары и Нерхи в начальных классах тофаларский язык учат, выделяют один час в неделю во втором, третьем и четвертом классах. Но тут, знаете, мы опять натыкаемся на ошибки. Сейчас ведь тематика малых народов очень популярна, много людей выражают желание спасать языки, сохранять культуру. Это все прекрасно, но зачастую такие процессы происходят без нашего участия.

Так вот, начали выпускать учебники, художественную литературу, и пошли ошибки. Например, вместо наших тофаларских слов в учебниках проскакивали термины на бурятском или тувинском.

У нас есть несколько классических, правильных учебников. Их разработали Валентин Иванович Рассадин и наш легендарный педагог Вадим Николаевич Шивкеев. Вадим Николаевич – это наш коренной гутарский человек, у него два высших образования. Он участвовал в создании первой тофаларской азбуки и первого букваря. Вадим Николаевич уже ушел в мир иной, о чем мы очень сожалеем.

Учебники Рассадина и Шивкеева – корректные. Но они созданы давно и устарели. Сейчас же в школах введены новые стандарты, и эти пособия под них уже не подходят.

В общем, когда вышли новые учебники, с ошибками, моя старшая сестра Татьяна Матэ, которая взялась вести уроки тофаларского языка, долго исправляла эти ошибки. Затем учебники были переизданы. Но во многих художественных книгах эти ошибки остались.

Учителя на уроках, конечно, их исправляют. Но это, согласитесь, не дело.

Дети учат, стихи читают на тофаларском. Но, прямо скажем, в повседневной жизни молодежь язык использует очень мало. Правда, ситуация в трех поселках у нас разная.

Например, в Алыгджере – почти не говорят. Дело в том, что в этом поселке тофаларского населения процентов 30. А вот в Нерхе тофаларская культура, язык сохранились лучше всего. Там на улицах действительно можно услышать тофаларскую речь.

Когда у нас проходят национальные праздники, например, День оленевода, Аргамчи-Ыры (Арканный день), День охотника, или Суглан (Встреча), то участники из Нерхи приезжают в национальной одежде, настоящей.

– Сейчас какие-нибудь элементы традиционной одежды в быту используются?

– Это все ушло. Только на праздниках можно увидеть что-то этническое. Думаю, что мы много потеряли. Наши матери еще носили национальную одежду, а мы – уже нет. Но ведь многое было полезным и интересным. Например, тофаларские дети очень рано начинали ходить и даже бегать. Дело в том, что для малышей шили особую национальную обувь, она была очень мягкой, удобной, ножки были в тепле. Как тут не побегать! Таких вещей в магазинах в принципе нет.

Вот поэтому мы и хотим открыть музей, чтобы все видели, что у нас было. Ведь это целый культурный пласт! Шаманские костюмы у нас были необычные, каждый шил свой оригинальный наряд.

– Есть ли сейчас шаманы?

– Уже нет. А если говорить про религию, то у нас получилось так. Раньше в каждой юрте стоял деревянный истукан – бурхан. Считалось, что он охранял детей, помогал в охоте. Его задабривали, кормили. Но если семью преследовала неудача, то этого идола просто сжигали и вырезали нового. Вот так легко мы к этому относились.

А рядом с божком могла стоять православная икона. К нам же миссионеры приезжали, рассказывали про православие. И тофалары не были против этой религии. Вот как-то у нас эта религиозная терпимость еще века назад появилась. Так она с нами и осталась.

– Вы упомянули День оленевода. Сейчас у тофаларов сохранилось оленеводство?

– Стадо в Алыгджере принадлежало МО (муниципальному образованию, – авт.), люди работали на зарплате. Такого, как было раньше, когда оленеводством занимались семьями, увы, уже нет. Сейчас оленеводством занимается только одна тофаларская община «Барбитай».

Тофаларские олени были самыми высокими в мире, на них ездили верхом. А наш гутарский олень считался самым высоким в Тофаларии. Но фактически мы сами эту породу извели.

Во время Великой Отечественной войны, когда у нас была продразверстка, хозяйствам выставляли жесткий план, например, нужно поставить 300 килограммов мяса. Естественно, в хозяйствах начинали думать, как выполнить этот план: забить трех мелких оленей или двух крупных. В итоге, чтобы сохранить поголовье, под нож пускали самых крупных особей.

Естественно, это повлияло на породу. Таких крупных и высоких оленей больше уже не было.

Ну и второй момент – тофалары стали оседлыми. Раньше ведь наши предки кочевали вместе с оленями, жили в юртах. А потом людям предложили благоустроенное жилье в поселках, и оленеводство как-то стало сходить на нет.

Сейчас есть программа по поддержке оленеводства, когда за каждую особь выплачиваются компенсации. Но там есть свои подводные камни – бюрократия. Мы ведь живем в тайге, для нас выехать в Иркутск или Нижнеудинск – это очень долго, дорого и сложно. Так вот, ездить и подписывать каждую бумажку невозможно. Я в свое время создавала родовую общину «Мадар», знаю, о чем говорю.

– Сейчас эта община действует?

– Нас закрыли в судебном порядке за нарушение отчетности. У нас же как, если есть организация, значит, нужно отчитываться. А как тут подписать документ какой-нибудь, если мы в тайге живем, у нас таежный образ жизни. Сейчас везде внедряют электронный документооборот. Я, честно признаюсь, не очень с компьютером и интернетом дружу. Но вот даже если бы дружила, то я, когда в тайге, например, по ягоды ушла, не могу я никакой отчет отправить – связи нет.

В общем, когда меня поставили в известность, что общину закрывают, я даже и не сопротивлялась. Хотя мне говорили, что решение суда можно обжаловать, я решила, что не буду ходить по инстанциям, у нас это слишком сложно.

Но, отмечу, что важное дело с помощью общины нам удалось сделать –  установить новый мост в тайге. У нас есть в тайге одно место на реке Казыр, мы его называли раньше чертов мост. Он был протянут над распадиной. Мостик был очень хлипкий. Помню, в детстве мы по нему, когда ходили, по одному оленю проводили. Больше было рискованно. Так вот, наша община подала заявку, на проект выделили средства, привезли стройматериалы и построили мост. Такой шикарный мост получился! Я прямо не нарадуюсь до сих пор! Раньше ведь кто боялся на него вступить, должен был крюк сделать километров 20. А сейчас ходить по нему – одно удовольствие.

Для нас, таежных жителей, мосты особенно важны. Правда, вот сейчас в Верхней Гутаре под вопросом судьба нашего подвесного моста. Через этот мост мы всегда ходили в лес. А однажды во время паводка его смыло. Мы, конечно, обращались в администрацию, просили сделать мост. Но как-то все не складывалось. И вот однажды сами наши жители взяли и поставили новый мост! Одна женщина даже 12 мешков цемента не пожалела, чтобы опоры укрепить! Правда, уже потом выяснилось, что нужно было вначале все оформить, проект составить, согласовать, и сейчас Роспотребнадзор настаивает, чтобы мост был демонтирован, поскольку не известно, отвечает ли он требованиям безопасности. Я очень надеюсь, что эта ситуация разрешится и мост у нас забирать не будут. Ну а для самой эта история стала еще одним доказательством того, что у нас в Верхней Гутаре живут особенные люди. Пусть мы находимся вдали от разных благ цивилизации, но у нас остались чувства локтя, взаимоподдержки, мы всегда приходим друг к другу на помощь, никогда не оставляем в беде. Так тофалары веками и жили. Никогда нам не было легко, но мы всегда были вместе.

Справка «КМНСОЮЗ-NEWS»

ФИО: Речкина Лидия Ивановна

Регион: Иркутская область, Нижнеудинский район, с. Верхняя Гутара

Деятельность: хранительница тофаларских традиций, общественница, мастер народных промыслов