Фото Сергея Афанасенко

Дмитрию Кельчину 25 лет, он живет в Салехарде, работает в газете «Полярный круг», а на досуге пишет рассказы. Два года назад он стал лауреатом премии губернатора Ямала в области литературы, оказавшись самым молодым обладателем этой награды в истории региона. В интервью «КМНСОЮЗ-NEWS» Дмитрий Кельчин рассказал о своем видении настоящего и будущего национальной прозы.

– Дмитрий, как вы вообще решили стать писателем и заниматься национальной прозой?

– У меня не было такого, чтобы я однажды взял и решил, что буду писателем. Я с детства писал какие-то рассказы, что называется, для себя, мало кому их показывал. Однажды я подал свои работы на литературный конкурс, неожиданно для себя его выиграл, и тогда меня стали позиционировать как писателя. Какое-то конкретное литературное направление я не выбирал. Я родился в национальной семье, мое детство прошло на берегу, самые яркие впечатления оттуда, с рыбацких песков, куда я ездил к родственникам.

Когда мне было лет 12-13,  дядя спросил как-то: «Ты же пишешь?». Я кивнул, да, были какие-то рассказы, увлекался литературой. А дядя всю жизнь был передовым рыбаком, работал не покладая рук, и он мне сказал: «Ты же пишущий, напиши о нас, чтобы кто-нибудь прочитал, узнал, что мы есть». Это как-то отложилось в душе. У нас много пишут об оленеводах, снимают о них фильмы, а о рыбаках говорят значительно меньше. Да, в регионе проходит ежегодно День рыбака, но когда праздничные мероприятия завершаются, люди снова пропадают из информационного поля. Я хотел, чтобы в нашем округе заметили рыбаков, чтобы страна о них узнала. Это очень скромные люди, они молча работают, рыбачат, долбят лед, это очень трудоемкая работа. Мой первый серьезный рассказ – «Идущие по воде» как раз об этих людях, о том, как они живут, как ведут подледный лов, как сохраняют традиции, с каким сложностями сталкиваются.

– Вы сами часто выезжаете на рыбалку с родственниками?

– К сожалению, с поездками сейчас сложно. В связи с журналистской работой у меня ненормированный график, часто выезжаю на задания даже в выходные, поэтому спланировать поездку не получается, хотя очень тянет в эти места. Минувшим летом все собирался выбраться в родные места, но не сложилось.

Даже в старших классах школы сложно было выехать, все время занимала подготовка к экзаменам. Поэтому, по сути, основная база у меня была заложена в детстве, в подростковом возрасте, тогда я знакомился с традициями, приезжал каждое лето, и все каникулы проводил у родственников.

– Откуда вы берете фактуру?  Используете ли этнографические исследования и архивные данные?

– С этнографическими исследованиями я знаком, но в целом для написания мне это не нужно, я все беру из жизни, из общения с родственниками, которые, собственно, и являются носителями культуры. Мне не требуется поднимать какие-то данные в архиве, я могу просто позвонить и спросить. Иногда обращаюсь к старейшинам нашего рода. Не уверен, что этнографы знают больше, чем носители. Но надо признать, что старшее поколение, которое жило этими традициями, уходит. Этим летом умерла одна из старейшин нашего рода. Я очень жалею, что мало с ней говорил, не успел ее о многом расспросить, мы часто общались, когда я был подростком, но тогда мне в голову не приходило задавать ей какие-то вопросы о нашей культуре.

– На ваш взгляд, трансформируется ли национальная литература? Есть ли отличия прозы, написанной в годы СССР, от той, что создается сейчас?

– Я думаю, да, отличия есть. В годы СССР на национальную прозу очень сильное влияние оказывала политика, пропаганда, по сути, эти произведения встраивались в систему тогдашней идеологии. Например, шаманы. У нас шаманы не были злодеями. Конечно, были какие-то черные шаманы, но это единичные случаи. В основном шаманы у хантов были лидерами, носителями культуры. А в советский период писатели, в том числе из числа коренных, часто их выставляли злодеям, писали, что они кулаки, что они обворовывают рядовых трудяг, что их надо всячески преследовать и искоренять.

Сейчас такого нет, и шаманов в национальной литературе описывают более правдиво. Но в то же время, советский период сыграл очень важную роль в формировании национальной литературы как таковой. Именно тогда были сформированы традиции национальной прозы в части, например, построения произведений. У нас на Ямале к числу знаковых писателей, которые как раз заложили традиции национальной литературы, я бы отнес Леонида Лапцуя, Романа Ругина и Анну Неркаги.

Фото Сергея Афанасенко

– Сейчас литература все чаще становится провокационной. Уже никого не удивляют крепкие выражения в книгах, насилие, пикантные сцены. А с национальной литературой как? Планируете ли вы использовать такие приемы?

– Я приведу пример из киноиндустрии. У нас этим летом собирались снимать фильм про ненцев. Моя хорошая подруга должна была сыграть в этой картине главную роль. Она даже ездила в Москву, там разговаривала с режиссером. Но когда девушка прочла сценарий, то обнаружила момент, который ее очень смутил — в какой-то момент нужно было выбежать из чума полностью обнаженной, и в таком виде пробежаться по тундре. Девушка обратилась к режиссеру с просьбой убрать эту сцену. Режиссер сказал: «Вы не бойтесь, мы найдем дублершу, вам не придется раздеваться». Но девушка настаивала на своем: «Вы не поняли, эту сцену вообще нужно убрать, у нас, у северных народов так не принято». В итоге девушка отказалась от главной роли и от участия в съемках.

Женщины, что у хантов, что у ненцев, не носят откровенную одежду. Более того, многие хантыйские женщины до сих пор стараются закрыть половину лица, следуя традиции.

Раз я представляю национальную прозу, то я тоже должен придерживаться тех этических норм, которые сложились у нашего народа. Я чувствую ответственность, если в произведении будет какая-то вольность, пусть даже на 100 процентов являющаяся художественным вымыслом, у читателей может сложиться превратное впечатление о целом народе. Да и соотечественники меня неправильно поймут.

Фото Сергея Афанасенко

– В годы СССР национальных писателей публиковали тиражами в сотни тысяч экземпляров. Сейчас в таком количестве печатают только бульварные романы. Можно ли как-то исправить ситуацию?

– Я думаю, что сейчас большие тиражи и не нужны. Во-первых, в плане экологии, зачем печатать сотни тысяч копий, вырубать деревья? Я вспоминаю школьные годы, сбор макулатуры. Очень много тогда книг выбрасывалось на свалку, их никогда никто не открывал, не читал, они были не нужны. Второй момент — сейчас идет уклон на цифровизацию, люди начинают читать электронные книги. И вот здесь есть простор для роста. Да, когда-то в СССР книги и газеты печатались колоссальными тиражами, но это был единственный способ донести информацию. В газете, где я работаю, печатная версия тоже есть, но аудитория сайта и соцсетей больше, чем у бумаги.

– Кто ваши основные читатели? На каких площадках вы продвигаетесь?

– В основном мои читатели с Ямала, это наши северяне – ханты, ненцы. Я публикую произведения в своей группе «Вконтакте». К слову, именно эта площадка меня сподвигла в свое время, чтобы заняться литературой серьезно. Какое-то время я публиковал там свои рассказы просто так, даже не рассчитывая на какие-то отклики, а потом стал получать обратную связь, люди писали, что им нравится, просили продолжения. На площадки «Литрес» и «Проза.ру» я решил пока не заходить, несколько лет назад я думал над тем, чтобы вести какую-то блогерскую деятельность, но потом подумал, что лучше я это время уделю работе с текстом. Не хотелось бы искусственно поддерживать какое-то внимание, смещать фокус с произведения на его пиар.

– Ваши рассказы имеют определенную автобиографичность, как герои произведений к ним относятся? Узнают ли себя в книге?

– Я стараюсь предупреждать заранее. Например, при подготовке рассказа для сборника «Мосты шамана» я договорился с молодым ханты из Шурышкарского района Иваном Сандриным, что он расскажет о своем роде, местности, а я об этом возможно напишу. Рассказ сложился, Иван был доволен. Информаторов я сразу предупреждаю, что планирую использовать их данные в произведениях. Люди обычно это воспринимают на ура. Но, признаюсь, я показываю им черновики рассказов и итоговые варианты, чтобы исправить возможные неточности.

Сейчас я пишу о молодом ненецком певце Геннадии Салиндере,  у него такой оперный голос, очень редкий тембр, как у Муслима Магомаева и Дмитрия Хворостовского.

– Планируете ли вы от рассказов перейти к большой форме?

– Пока я только делаю первые шаги, в основном пишу рассказы. Но сейчас у меня в работе есть повесть, уже написан черновик, не исключено, что со временем буду пробовать себя и в более крупных произведениях.

– Иногда национальные писатели выходят за границы своего региона, создают произведения на стыке разных жанров и оказываются на вершине популярности. Можно ли ожидать что когда-нибудь хантыйский роман окажется на полках бестселлеров в книжных магазинах?

– Давайте будем реалистами. У нас печатное слово появилось меньше 100 лет назад, когда был создан хантыйский алфавит. Только в 1990 году писатель Еремей Айпин создал первый национальный роман. По сути традиция большой прозы у нас только формируется.

Еще один момент — маркетинг. Национальная литература издается в регионах. А топовые романы, в том числе и с национальным колоритом, выпускаются в Москве, в Петербурге, где расположены крупнейшие издательства страны. Издательства рассматривают произведения в первую очередь с позиции возможных продаж, исследуют целевую аудиторию, создают стратегию продвижения. В публикации книги много коммерции. Может ли писатель, который занимается национальной прозой быть интересен знаковому российскому издательству? Думаю, что да. Надеюсь, что когда-нибудь появится крупный хантыйский литературный проект, и Москва его возьмет в разработку.

Что же до меня, то я пока ни к чему такому не стремлюсь. Я пишу тексты, потому что мне это нравится, я хотел бы, чтобы мои рассказы читали представители моего народа, узнавали себя или открывали что-то новое.

Справка  «КМНСОЮЗ-NEWS»

ФИО: Кельчин Дмитрий Сергеевич

Регион: Ямало-Ненецкий автономный округ

Деятельность: писатель, автор сборника  «Мосты шамана», сингла «Пока голос не остыл», журналист газеты «Полярный круг».