Дмитрий Вайзгун: «Родной язык дает пробуждение, связь с предками»

9 октября 2022
08:52

Нивхский поэт, писатель и учитель родного языка Дмитрий Вайзгун рассказывает о том, чем важна гордость за традиционный уклад, и делится опытом по участию в издании национальной литературы.

В Хабаровском крае вскоре выйдет в свет новый сборник нивхского писателя и поэта, учителя родного языка в средней школе села Кальма Ульчского района Хабаровского края Дмитрия Вайзгуна. Новая книга получила название «Тырмук и ее друзья». Она представляет собой цикл историй о жизни нивхов в разные годы. О том, как национальному писателю получить возможность издаваться и сохранить свою самобытность, Дмитрий Вайзгун рассказал «КМНСОЮЗ-NEWS».

– Дмитрий Николаевич, расскажите, пожалуйста, о вашем детстве, как вы решили связать свою жизнь с родным языком, стать учителем нивхского?

– Когда я был маленький, со мной по-нивхски только моя бабушка разговаривала, Дарья Хайгановна Вайзгун. Русский она плохо знала. Правда, я с ней не разговаривал, скорее, слушал и понимал, о чем она говорит.

Я с детства интересовался своими корнями, например, происхождением нашей фамилии. Однажды отец мне объяснил, что «вайз» – это тальник такой, который собирают весной. Кто-то из нашего рода родился именно в тот период, когда заготавливают тальник этот для плетения корзин.

Бабушка была вдовой, естественно, я спрашивал, где наш дед, тем более, что назвали меня в честь него, Дмитрием Николаевичем. Отец рассказал мне, что дед был репрессирован в 1937 году, и признался, что почти его не помнит. Но одно яркое воспоминание осталось в его памяти.

Деда этапировали из дома в город Николаевск. Он оттуда сбежал, пришел домой. «Помню, когда он пришел, то стал меня обнимать, подбрасывать к потолку. Я увидел электрическую лампочку близко-близко, она была вся как будто в радуге от моих слез. В тот момент я был самым счастливым мальчиком в мире», – рассказал мне отец. А утром деда забрали. Его снова отправили в Николаевск, это очень далеко от поселка Маго, где они тогда жили. Бабушка вместе с моим отцом, ему тогда года четыре было, пешком пошли в Николаевск, чтобы увидеть его в последний раз.

Они долго шли зимой, разводили костер, топили снег в котелке, пили этот кипяток, запивали им юколу. Когда совсем нечего было есть, заходили в деревни. И все им помогали, несли им что могли, хотя это было опасно. В одном месте они увидели полынью.

Перед полыньей стояли арестованные. Послышались выстрелы, и люди упали в воду. Отец с бабушкой спрятались в торосах. Бабушка тогда строго-настрого велела отцу никогда об этом не рассказывать. И они пошли обратно. Молча. Я так понял, что тогда среди тех расстрелянных был и мой дед.

Я ощутил генетическую связь со своим народом и понял, что должен связать свою жизнь со своей культурой, традициями, рассказывать обо всех страницах нашей истории, в том числе и очень тяжелых.

Отец рассказал мне об этом, когда я вырос. По его воспоминаниям я написал рассказ «Колка». Тяжелых историй было много. Но остались в памяти и нивхские народные песни, я видел даже однажды, как шаманка делала обряд. Это было жутковато.

Помню, у меня потекли слезы из глаз, это было что-то, не связанное со знанием человека, а какое-то бессознательное чувство. Я ощутил генетическую связь со своим народом и понял, что должен связать свою жизнь со своей культурой, традициями, рассказывать обо всех страницах нашей истории, в том числе и очень тяжелых.

Отмечу, что нивхский в школе тогда не преподавался, я окончил педагогическое училище, потом поступил в Хабаровский педагогический институт, выучился на учителя русского языка и литературы. А язык учил с помощью моих учителей.

У меня была наставница Надежда Ивановна Кауна, великий человек, патриот своей родины. Она в совершенстве знала нивхский, мы с ней много общались здесь, в Кальме. Потом она уехала в Хабаровск, я приезжал к ней, и мы говорили на родном нивхском языке. К слову, многие рассказы в сборнике «Тырмук и ее друзья» записаны с ее слов. Другая моя наставница Светлана Петровна Карикмасова (Кадан) тоже в совершенстве владела нивхским. Мы с ней даже вели группу в интернете, где все желающие могли учить родной язык. Она мне очень помогла с переводом и редактированием моих стихов и песен.

– Как вы пришли к поэзии? Как опубликовали первые произведения?

– Стихи я начал писать еще, наверное, лет в 14. Но вообще, еще в школьных сочинениях я старался фантазировать. Русскому языку учила Мария Николаевна Пухта, автор первого нивхского букваря. Ну а когда я влюбился, то занялся поэзией по-серьезному, изучал техники стихосложения, системы Тредиаковского, Сумарокова, Ломоносова, силлабо-тоническую систему.

Поначалу я стеснялся показывать свои работы мэтрам, но они очень тепло ко мне относились и настоятельно рекомендовали, чтобы я писал именно на нивхском.

В 1981 году мне довелось поучаствовать в конференции молодых поэтов и писателей в Хабаровске. Председателем нашей хабаровской организации был Виктор Николаевич Александровский, автор замечательных книг «Когда нам семнадцать», «Друг мой Омголон», «Рядовой Кошкин». Я читал все эти произведения, и, конечно, на съезде для меня стало большим событием увидеть настоящую легенду. Еще мне довелось познакомиться с Григорием Гибивичем Ходжером, очень скромный человек, но какие удивительные романы он написал.

Поначалу я стеснялся показывать свои работы мэтрам, но они очень тепло ко мне относились и настоятельно рекомендовали, чтобы я писал именно на нивхском. Я их послушал, стал не только писать на родном языке, но и переводить русскую классику, например, «Парус» Лермонтова, отдельные произведения Фета. У него есть прекрасное стихотворение, помните: «Учись у них, у дуба, у березы». Это очень близко нивхскому взгляду на жизнь.

– На заре своего творческого становления вы встретились с Кола Бельды. В одном из интервью вы рассказывали, что эта встреча сильно на вас повлияла.

– Да, это произошло в 1987 году на молодежном фестивале в Якутске. Он на меня огромное впечатление произвел, широкой души человек. Он расспрашивал меня о жизни и тоже дал совет писать на нивхском. Я запомнил его рукопожатие, у него была такая широкая мягкая ладонь, такие широкие жесты. Как он пел зажигательно «Увезу тебя я в тундру». Было в нем что-то шаманское. Он зажигал так, что все повскакивали со своих мест, это такая энергия. Из глубин народа человек. Он нес в себе энергетику всего своего нанайского народа.

– Сложно ли пробиться, добиться, чтобы вас знали, приглашали?

Я просто пишу, понимая, что когда-нибудь это все пригодится моему народу.

– Если честно, я не знаю. Я просто пишу, понимая, что когда-нибудь это все пригодится моему народу. Мне предлагают где-то поучаствовать, я участвую, заявку подаю на конкурс или в сборник присылаю рассказ. Мне предложили войти в Союз писателей России, я подготовил документы, вступил. Конечно, бывает нелегко. Например, работа над сборником «Тырмук и ее друзья» продолжалась четыре года. Но, наконец, в целом все готово, я вычитал итоговый макет, так что вскоре, надеюсь, книга появится в библиотеках.

– В каком жанре вы предпочитаете работать?

– Когда был помоложе, то чаще писал стихотворения. Но сейчас мне ближе проза. Я стараюсь не писать витиевато и вычурно, а раскрываю героя через его поступки, показываю без красивостей, какой у него характер. Часть произведений у меня на русском. Но я не хочу писать на русском языке как русский. Я хочу писать на русском языке как нивх. Чтобы чувствовался именно наш амурский колорит.

Чувствуешь вот такую красоту, что хочется встать на колени и ощущать вот эту энергию и счастья и любви, не ту любовь человека к человеку, а ту любовь, вселенскую.

Некоторые рассказы я изначально пишу на нивхском, например, «Песнь о Ките». Мечтаю, что когда-нибудь по произведению «Амурская Венера» будет поставлена музыкальная инсценировка.

Мне очень близка тема взаимоотношений человека и природы, стараюсь в стихотворении показать предназначенность человека. Был у меня такой момент, когда взобрался на одну сопку далеко-далеко в тайге и был виден весь Амур и вся местность наша амурская: озера, заливы, распадки, остроконечные каменные сопки и пологие склоны. Все они были внизу. Чувствуешь вот такую красоту, что хочется встать на колени и ощущать вот эту энергию и счастья и любви, не ту любовь человека к человеку, а ту любовь, вселенскую.

И думаешь: «Ну что тебе, человек, еще надо?» Вот какие мысли возникают. И еще интересно писать о характере человека. Мы, нивхи, любим свой Амур, Сахалин и свою деревню, свою историю. Мы все патриоты, и мы любим и малую родину, и большую родину нашу, Россию. Поэтому хотим, чтобы молодое поколение тоже прививалось к культуре своей, понимало, что наша культура нивхская органично вписывается в культуру всего российского народа.

Очень важно испытывать гордость за свой народ, за его традиции, образ жизни.

Очень важно испытывать гордость за свой народ, за его традиции, образ жизни. А у нас, увы, иногда бывает наоборот. Например, я как-то слышал от одного приезжего, что, мол, нивхи занимаются сыроедением, и это с таким смешочком, пренебрежением что ли. Вот такое совершенно недопустимо, национальные особенности, в том числе и гастрономические, это тоже предмет гордости. Японцев, например, возьмите, они тоже едят сырую рыбу, и весь мир вслед за ними ест суши. Или корейцы, они готовят рыбу хе, и это вроде как деликатес. Мы сами в первую очередь должны понять, что наши особенности – это ценность, которую надо оберегать и сохранять.

– Вы учите детей нивхскому, что можете сказать про уровень?

– Ну а какой уровень может быть. По сути, дети изучают родной язык только в школе, дома они на нем не говорят. У нас в Кальме раньше было много детей, в одном интернате учились до 200 ребят. Сейчас школа малокомплектная, есть садик. Обучение у нас в школе ведется до четвертого класса, потом дети отправляются в Тырскую школу. Нивхский тоже учим до четвертого класса включительно.

Учебники и методички у нас есть, но очень не хватает электронного словаря, как для немецкого или английского языков. Но, конечно, надо смотреть на мир реалистично. Все эти приложения или словари не поднимут уровень при отсутствии практики. Вот я даже по себе скажу, мне сейчас сложно найти собеседников, чтобы пообщаться с ними на нивхском. Хорошо, что есть интернет, можно поговорить с носителями из других мест. Но детям, конечно, сложно.

На уроках я говорю ребятам, что родной язык – это основа, линия жизни.

На уроках я говорю ребятам, что родной язык – это основа, линия жизни. Фонетика родного языка воздействует на человека опосредованно, вызывает вибрации в каждой клетке. Слыша родной язык, ты чувствуешь связь со своими предками, будто они стоят за тобой и ты сверяешь с ними свои поступки в данный момент.

– Некоторые ваши произведения включены в учебные пособия по нивхскому языку. Как происходил отбор?

– Никаких специальных требований к тому, какое произведение включать, а какое – не надо, не существует. Так получилось, что я знаком с автором учебника с Альбиной Акимовной Юшкиной, она живет у нас в Хабаровском крае в деревне Алеевка. Она знает мои произведения, как-то она говорила, что любит мои стихи. Некоторые из них она отобрала для учебника. Ну и авторов, которые пишут на нивхском, на самом деле, не так много. Например, среди писателей я могу отметить Евгения Павловича Гудана. Поэтому создатели пособий в принципе знают, кто и о чем пишет.

– Чем вы занимаетесь помимо преподавания и литературы?

Когда сидишь на озере, чувствуешь себя счастливым от общения с природой, это похоже на медитацию.

– Иногда играю на гитаре, пою песни, рисую. Ну это, так, для души. Как каждый амурчанин, я хожу на махалку на рыбалку, охочусь, собираю ягоды, грибы. Вот когда сидишь на озере на охоте вечером, может быть, даже и без дичи, чувствуешь себя счастливым от общения с природой, это похоже на медитацию. Звенящая тишина, красивый закат, утки летают, гуси, лебеди, и в душе что-то происходит, ты как бы становишься частичкой Вселенной. У меня есть стихотворение, называется «Пурга». В нем я описал, как человек чувствует себя песчинкой и одновременно частицей всего мироздания. Это конечно, добавляет мыслей и помогает сопереживать.

Люблю коллекционировать сопережевания, эмоции свои. Собираю, а потом воспроизвожу их в своем творчестве.