- 16 октября 2021
- 21:23

Имя Марии Яковлевны Бармич известно каждому, кто когда-либо переступал порог Института народов Севера РГПУ имени Герцена. Она посвятила себя науке, исследованию самодийских языков. За более чем полвека работы она выпустила более 150 научных трудов, 50 учебных и методических пособий по ненецкому языку. Именно по ее учебникам учатся школьники и студенты в НАО, ЯНАО и Таймыра. Мария Яковлевна подготовила тысячи специалистов-языковедов, это видные ученые, общественные и политические деятели, писатели, и, конечно, учителя, усилиями которых ненецкая речь продолжает звучать в тундре. В интервью «КМНСОЮЗ-NEWS» Мария Яковлевна рассказала, чем живет ненецкий язык сегодня и почему за более чем полвека Петербург так и не стал для нее родным городом.
– Мария Яковлевна, как вы пришли в науку? Почему в свое время решили заниматься языком?
– У меня были замечательные учителя, они меня и сподвигли. Я из простой семьи, моя мама была неграмотной. Мы родом из Канинской тундры, жили в чуме. После окончания семилетки я поступила в педучилище в Нарьян-Маре, затем, в 1955 году приехала в Ленинград, в Педагогический институт имени Герцена (ныне Институт народов Севера РГПУ имени Герцена, – прим.авт).
Здесь я познакомилась с удивительными людьми Зинаидой Николаевной Куприяновой и Анной Михайловной Щербаковой, я изучала их труды в педучилище, они составляли учебники по ненецкому, собирали фольклор, закладывали методическую базу. Я удивлялась им, меня поражало, как русская учительница Анна Михайловна свободно говорит на ненецком, и у нее хватает времени на все, и на преподавание, и на научную работу, и на то, чтобы опубликовать не издававшиеся ранее ненецкие сказки. У Анны Михайловны сложная судьба, она дочка священника, ее брат — белогвардеец, а сама она была верной коммунисткой, настолько убежденной, что у нее под подушкой всегда лежал томик Ленина. И она всегда везде успевала. Зинаида Николаевна Куприянова была моим научным руководителем при написании диссертации, она составляла учебники для педагогических училищ, учила учителей.
Когда я смотрела на своих преподавательниц, то не верила, что один человек в силах сделать так много, мне казалось, что в те времена специалисты, работающие в институте создали просто огромный массив данных. И я решила продолжить их дело.
– Близкие были согласны с вашим решением остаться в Ленинграде и заниматься научной работой?
– Отнеслись спокойно, но были и забавные случаи. Когда я училась в школе, отношение к образованию было совсем другим, действовал так называемый «всеобуч». И многих ребят оставляли на второй год, тогда это не считалось чем-то зазорным, не усвоил программу — повтори учебный курс. И, в общем, когда я выпустилась из седьмого класса, в школе были мои ровесники, которые только окончили первый. Потом я уехала учиться дальше и когда я уже оканчивала аспирантуру, и приезжала домой на каникулы, мама мне часто жаловалась, что не знает, как отвечать своим подругам. Мои ровесницы к тому моменту все-таки пусть не с первого раза, но окончили семилетку, вернулись в тундру, многие вышли замуж и родили детей. «Вроде бы дочка у тебя умная, а учится-то дольше всех, неужели соображает так долго», – выговаривали подруги моей маме. Я маму успокаивала, говорила, что все хорошо и что так надо…Потом, когда появились мои первые учебники, все эти разговоры прекратились.
– Вы очень давно преподаете. Изменились ли студенты, их мотивация? Правда ли, что вы не учите студентов, которые родились и выросли в Петербурге?
– Студенты у меня хорошие, я их очень люблю, а если говорить про систему образования, то я не очень понимаю западный подход, Болонскую систему, когда вузы выпускают бакалавров. Раньше все было просто: окончил институт, ты специалист. А сейчас — бакалавр или магистр. Как это понимать, что бакалавр — это не специалист?
Если же говорить про мотивацию, то раньше к нам в основном поступали все-таки ребята, живущие в регионах Крайнего Севера. А сейчас мы принимаем всех, и диплом Института народов Севера — это ведь по сути диплом Герценовского университета, довольно престижный, между прочим. Поэтому сейчас нередко поступают ребята из центральных регионов, из крупных городов.
На первом курсе, когда им нужно определиться с языком для дальнейшего изучения, они обходят преподавателей, ищут специализацию. Приходят и ко мне, спрашивают: «Мария Яковлевна, вы возьмете нас учить ненецкому языку». Я в таких случаях очень извиняюсь, и говорю, что взять их не могу. Конечно, за четыре года они могут усвоить какие-то теоретические знания, возможно, даже научатся немного изъясняться, но свободно говорить они не смогут, ведь они никогда не жили в этой языковой среде, а ненецкий – очень сложный язык. У нас множество суффиксов, притяжательных, семь падежей, три числа, при этом всего две приставки. В общем, совсем другой принцип словообразования и построения предложений.

Ненецкий – очень сложный язык.
И, да, сейчас абитуриенты хуже знают язык. Школьники тоже хуже говорят.
– Но ведь выпускается столько учебников, пособий, проводятся уроки, организуются конкурсы, фольклорные праздники.
– Все это не может заменить язык в среде общения. Я много раз обращала внимание, что дошкольники, у которых в семье говорят на ненецком, прекрасно усваивают слова, чувствуют язык. А потом, уезжают в интернаты, начинают учебу в школе, но уже во втором полугодии переходят на русский. На ненецком они говорят лишь во время урока родного языка, это 40 минут два-три раза в неделю. Естественно, это не может способствовать формированию нормальной языковой практики.
– Можно ли как-то изменить ситуацию?
– Я много над этим думала, но у меня нет ответа. Конечно, мне хочется, чтобы ненецкий, как и другие языки коренных малочисленных народов, сохранился, он важен, он нужен.
Но, признаюсь, я даже сама со студентами иногда перехожу на русский. У нас есть занятия, которые представляют собой свободное общение — мы сидим в кабинете и просто разговариваем на ненецком. И начинается: «Ой, Мария Яковлевна, а как это слово будет, а как вот то», ребята пытаются искать словари. Конечно, я им говорю, что словарь должен быть в голове, но объективная реальность такова, что в ненецком нет многих слов, которые сейчас широко используются. В частности, отсутствуют такие абстрагированные слова, как например, «счастье» или «любовь».

В ненецком нет многих слов, которые сейчас широко используются.
– Но неужели ненцы не знали что такое любовь? Как они семьи создавали?
– Конечно знали, и семьи создавали по любви. Но вот именно такое абстрактное понятие, не имеет обозначения. В ненецком есть глагол «хамзась», его можно перевести как нравиться, есть слово «харватсоба», это желать быть рядом. Материнская любовь или любовь к родине обозначается словом «мэнева». Сейчас молодежь отмечает День святого Валентина, дарит друг другу сердечки, на них пишет «Мань сит харвабтадм». Это можно перевести как «Я тебя люблю», но очень приблизительно.
– А почему для таких абстрактных понятий нельзя придумать простые слова, чтобы не думать над формулировками?
– Неологизмы в ненецком тоже есть, язык развивается. Но взять и придумать такие глубокие понятия нельзя. Часть новых слов просто заимствуется с русского, «космос» или «интернет», например. Другие слова рождаются в быту и уже оттуда, из жизни, переходят в словари.
А когда предмет перестает использоваться в быту, то и слово переходит в разряд архаизмов. В моем детстве в чумах еще не ставили буржуйки. И у нас дома горел костер. Огонь зажигали внутри специального чугунного диска. Для него было свое обозначение, слово можно было перевести как «для огня». Прошло время, семьи оленеводов обзавелись буржуйками и обозначение для этих дисков перешло в разряд архаизмов. Перестали использоваться такие слова как «купец» или «слуга».
У нас в ненецком, также, как и в английском, нет обращения «вы». Пятилетнему ребенку и глубокому старику мы говорим «ты». Но сейчас, когда бываю в школах, то обращаю внимание, что дети пытаются говорить взрослым «вы». Более того, у меня некоторые аспиранты используют такое обращение. Мне это очень не нравится, я их призываю: «Не надо выворачивать язык, некрасиво получается». Аспиранты отвечают, что им неудобно «тыкать». Но в английском же никто не стесняется говорить «ты», и это совершенно нормально воспринимается. Я думаю, что в ненецком это тоже надо сохранить.

Пятилетнему ребенку и глубокому старику мы говорим «ты».
– По вашим оценкам, не вытесняет ли литературный язык ненецкие говоры?
– Я не люблю выражение «литературный язык», обычно использую формулировку «письменный язык». Для меня «литературный» – это очень объемное и ответственное понятие, например, Пушкина называют основателем современного литературного русского языка, а сколько до него было всего написано.
Письменный язык — это язык народа, язык фольклора, язык, который используется в учебниках. Лингвист Георгий Николаевич Прокофьев в 30-е годы разработал ненецкую письменность, и за основу письменного языка взял большеземельский говор, его, например, использовал Антон Пырерка. Почему именно большеземельский? В ненецком языке есть западные говоры и восточные, большеземельский где-то посередине. Говоры живут, их используют в быту, их изучают специалисты. Для меня родной — канинский говор, я по нему защищала диссертацию, впоследствии издала словарь канинских ненцев.
– Вы живете в Петербурге столько лет, появился ли у вас любимый уголок в городе?
– Петербург — прекрасный город. Театры и музеи все хожены-перехожены. Есть мемориальные зоны в городе, к которым у меня особое отношение. Моя тетя, мамина младшая сестра, училась в Герценовском институте, и, когда началась война, она не успела уехать из Ленинграда и погибла в блокаду. Каждый год в памятные даты мы ходим на мемориалы, вспоминаем мою сестру, и многих других студентов и преподавателей, кто не выжил в то страшное время…
Если же говорить, про любимые уголки, то я — человек природы, человек леса. Вот на даче у меня есть любимый дуб, я к нему часто хожу, могу долго стоять рядом с ним. Его посадили, когда родилась моя старшая правнучка. Теперь он такой высокий стал.
– Вы скучаете по тундре?
– Конечно, скучаю. Раньше в отпуск постоянно приезжала, сейчас уже нет, болят ноги, большие расстояния не пройти. Иногда я думаю: сесть бы мне в упряжку оленей, да поехать по родной Канинской тундре. Я бы до потери пульса ездила. Вот это мое желание, больше мне ничего не надо.

Сесть бы мне в упряжку оленей, да поехать по родной Канинской тундре.
Справка «КМНСОЮЗ-NEWS»
ФИО: Бармич Мария Яковлевна
Должность: почетный профессор Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена, кандидат филологических наук, преподаватель самодийских языков Института Народов Севера.
Деятельность: автор учебников по ненецкому языку для 1-11 классов, методических пособий, словарей, автор научных публикаций о бытовых обрядах ненцев, ненецко-русских языковых связях, исконной лексике ненецкого языка, использовании регионального компонента в школьном образовании.
«КМНСОЮЗ-NEWS»
Читайте также:
Подпишитесь на дайджест новостей
Не пропустите важные события!